Готовил себя к аресту…

С детства наслышан о пытках в застенках КГБ стал приучать себя терпеть боль. Как? Везде. Кусал себе руки, бил кулаками водосточные трубы, лезвием бритвы резал сухожилие рук и вены.… Как-то заживало на живом, не без медиков, которые спрашивали – как происходили эти раны, но я что-то плёл, не говоря правды.

Начал такое самоистязание лет с 14-ти, живя в «Доме Блока» угол р. Пряжки и ул. Декабристов. Такое начинание совпало с моим решением - бороться с советизмом, с пониманием, что эта борьба приведёт меня в тюрьму или в дурдом, последнее меня пугало больше тюрьмы, ибо слыхал, как в этих дурдомах издеваются и могут держать там бессрочно.… О себе думал, что я не смелый человек, но страх одолевающей. И, всё-таки, вопреки всему, не мог отказаться от намерения борьба с советизмом, ибо примириться для меня было вовсе не приемлемо. Конечно, о своих замыслах почти никому не говорил, пока не окреп в себя и для себя.

Кроме самоистязания занимался спортом – бег, бокс, купание в ледяной воде. Это меня взращивало и, может быть, до сих пор положительно содействует здоровью.

На склоне жизни понимаю, что я был достаточно скрытным, хотя внешне говорлив. Всегда интим скрывал, а цель борьбы с советизмом была дорогим внутренним намерением.

С годами все больше и больше понимал, как советизм использовал всё святое – семью, чувства любви и дружбы, религию, искусство, литературу – всё, чтобы укреплять власть над людьми, а несогласных уничтожали или мучили в тюрьмах и психушках. И я благодарен до сих пор всем, кто прояснял мне зловещую суть советизма. Нынче все эти злодейства открыто обсуждаются, поэтому нет нужды их перечислять. Но изучать и учитывать прошлое необходимо. «Кто стреляет в прошлое из пистолета, в того оно выстрелит из жизни». Силясь вложить свою лепту в познание уходящего, но ещё не ушедшего нашего прошлого.

В Кронштадте, где я отбывал срочную службу, начал откровенничать с рядовыми и офицерами: согласие находил, но только словесное, а для действий – сокрушать советизм – людей не нашлось. Там же продолжал приучать себя к боли … Как-то лезвием бритвы полосонул себе по животу и, обливаясь кровью, пришёл в санчасть. Объяснить такой порез живота я не мог, да и не хотел.

- Это членовредительство. Я отдам вас под суд! – кричал врач.

- Вы зашивайте. Про суд забудьте, ибо вам хуже будет, - твердо сказал я врачу, который мне поверил и только наложил шов.

Опять же сослуживцам я не объяснил этих самоистязаний, но за

твердость характера имел уважение. Семь лет спустя, на суде встретились сослуживцы, которых вызвали в свидетели. Некоторые говорили, что они разделяли мои возмущения властью, но, слава Богу, их не судили: времена менялись …

Будущей жене, до регистрации брака, я говорил, что буду бороться и, может быть, меня посадят в тюрьму или психушку. Она не отнеслась к этому серьёзно, сочтя хвастовством. И только при аресте меня убедилась в правде слов моих. Ей в КГБ и на суде говорили, что только ради детей (два сына) её не сажают в тюрьму.

Два случая страх считаю необходимым рассказать.

В 1958 году меня арестовали, но, побеседовав, отпустили. Дома лежал больной отец, который спросил:

- Что случилось сынок?

- Ничего особого, - ответил я.

- Да, ты пакостлив как кошка, а труслив как заяц!

Эти слова отца запали в душу, и я тогда превозмог испуг, который

вогнали в меня представили КГБ при собеседовании.

Ещё раз, был Бог, одолеть внутренний страх в изоляторе КГБ в 1964 году. Мне убедительно объяснили на допросе, что по всем признакам – антисоветчик, работал на атомных подводных лодках, передал иностранцам секреты – мне будет расстрел. Отвели в камеру. В одиночестве я испытал страх смерти… Но пришло соображение, что я лучше других, которых они убивали?! Это соображение и вытеснило страх: нет, я не лучше, нечего себя жалеть!

Так меня оставил и этот страх. Вообще меня не пытала, так что вроде зря готовил себя… Нет! Не зря. Эта подготовка, надеюсь, позволила мне одолевать страх при аресте, в камере и … в тюрьме. Конечно, и тут не обошлось без милости Бога, так я теперь думаю.

Перед самым моим рождением, бабушка Ефросинья (мать отца моего) сказала маме:

- Мария, у тебя родится сын, назови его Виктором; он будет счастливым.

Это слово моей бабушки мне передала моя мама, и я по сей день верю

прозорливости бабушки, нет я счастливый человек, слава Богу!