Смысл и назначение философствования
Канышева
О.А., СПб.
Духовная любовь совершает путь, который обращен не вовне, а внутрь себя и связан с формированием души, которая есть главный предмет философии и философствования. Познающий субъект входит во взаимодействие с миром, в результате познания которого открывается божественная природа человека, приводящая его к тождеству с миром и собой, когда единичное Я обретает всеобщий характер посредством мышления. В мышлении обнаруживает свое пристанище Дух, или вторая природа человека. Философ это влюбленный, который соединяет в своем опыте трансцендентное и имманентное. Он начинает видеть мир в его реальности, в его слитности посюсторонннего и потустороннего, т.е. в качестве символа. Его знание и ведение рождает закономерность поступков через знаки, подаваемые внешним миром, и он пишет свою историю. Его убежденность в правоте своих действий рождает религию, основанную на любви. Он и священник, и колдун, и философ, и врач, и государь. Он – все и ничто одновременно. Религия любви – это индивидуальная вера в силу своего Эроса и в те горизонты, которые он открывает перед нами. Мир знаков любви открывается перед нами как бы сам собой. Словно по какому - то наитию мы начинаем говорить - расшифровывать, видеть и понимать, чувствовать и создавать новые знаки. Логика любви есть метафизика бытия, т.е. то, что за пределами жизни. Но это не означает, что она чужда жизни. В сфере чистого духа любовь раскрывает перспективу чувства, хотя в реальной жизни ее невозможно заметить.
Диалог двух миров не прекращается до
тех пор, пока есть сердце любви – душа. « Но бытие выражения двусторонне: оно
осуществляется только во взаимодействии двух сознаний (я и другого);
взаимопроникновение с сохранением дистанции; это – поле встречи двух сознаний,
зона их внутреннего контакта».[1]
Диалог двух людей подобен взаимопроникновению трансцендентного и имманентного,
где рождается знание того, что есть Бог. Магнетизм божественен и в то же время
есть неотъемлемая реальность. Жизнь во всем ее многообразии не поддается
упорядочению: все в ней хаос, спонтанность, случайность, произвол, каприз,
который может и, одновременно не может привести к определенному событию.
«Только любовь может увидеть и изобразить внутреннюю свободу предмета. Она еще
серьезна, но хочет улыбаться, эта улыбка и радость, непрерывно побеждающие
серьезность, разглаживающие черты лица серьезности, побеждающие угрозу в тоне».[2]
Существует вторая реальность и это –
вне всяких сомнений. О ней сказал еще когда-то Гегель: культура в своем
абсолютном определении есть освобождение и работа высшего освобождения, а
именно, абсолютный переходный этап на пути к больше уже не непосредственной,
естественной, а духовной, также поднятой на высоту образа всеобщности,
бесконечно субъективной субстанциальной нравственности. Вторая реальность это
опосредованная естественность, т.е. духовность. Став всеобщностью, она есть
бесконечность, но, обретя плоть, она есть субъективная субстанциальная
нравственность, или душа. Мир зазеркалья существует в нас и, входя в него, мы
обретаем жизнь в духе. В жизни это можно назвать актуализацией нашей духовной
субстанции. Ее энергией является любовь, которая лепит воедино духовное и
материальное, до безразличия. Выразительность ее в жизни – через слово, эмоцию,
жест, голос, мимику и т.д. и т.п., через все, чем наделена индивидуальность. Но
это еще не все. Вариативность этих способностей тоже безгранична. Это можно
доказать, например, типичными явлениями духовных состояний эпох, где каждая из
них имеет свою субстанцию духа в своей тотальности. Это лишь очередной раз
доказывает, что есть духовная субстанция, или душа, которая бессмертна. «Душа
свободно говорит о своем бессмертии, но доказать его нельзя».[3]
Познание души, или живого духа в нас,
возможно, прежде всего, чувством, затем она воплощается, ощущается и
воссоздается душой артиста. Поэтому, в основу познания души полагается
интуитивный метод. Здесь должен вступить во власть ум, который сыграет роль
обобщения чувственного опыта. Чувство разделяет грань трансцендентного и
имманентного миров. Возможно, что бессмертие души связано с этим свойством
чувства, т.е. со способностью создавать дурную бесконечность трансцендентного и
имманентного миров. Линейная перспектива Ренессанса есть образ трансцендентной
бесконечности, а обратная перспектива российской иконописи есть образ
имманентной бесконечности субъекта. Границы познания мира чувством определяются
развитостью самого чувства, его глубиной. Любовь это совершенная форма чувства,
потому что она соединяет в себе ум и сердце, безумие и разум, ангельское и
демоническое, соприсутствие в этом мире и в мире по ту сторону. Только образ
влюбленного – философа разрушает иллюзию относительно любви, т.к. он вне этих
крайностей. Наверно, нужно обосновать сущность героизма философа. Он тот,
который освобождает и освобождается от пороков двух крайностей. Он снимает
покров лицемерия с почтенной семейственности и облачение с проституции, обнажая
ее ничтожность. Философ - творец жизни, как личной, так и общественной. Он
почти что Бог, разве, что смертен. “Влюбленный субъект не асоциален, но
свободен от социальной озабоченности, а Общество противостоит ему не как
регулятивная структура, а только как докучный Свет, до которого ему мало дела”.[4]
Душа философа концентрирует в себе чувство любви, которое, не выливаясь в сферу духа, осознается как всеобщность и, не ограничиваясь телесностью, ощущается через неизмеримость его, тем самым открывает глубину душевного богатства. Диалог двух миров не прекращается до тех пор, пока есть сердце любви – душа. « Но бытие выражения двусторонне: оно осуществляется только во взаимодействии двух сознаний (я и другого); взаимопроникновение с сохранением дистанции; это – поле встречи двух сознаний, зона их внутреннего контакта».[5]
Душа может все и в то же время не может ничего. Она любит, но в любви ее никто не нуждается кроме нее самой. Она молчалива, но молчание ее красноречиво. Она зачастую бездействует, но это оказывает более сильное действие и впечатление, чем поступок. Она божественна, демонична, эротична и т.д. и т.п. Одним словом, душа это та сфера, которая охватывает индивидуальное, персональное, или личностное переживание и понимание действительности.
Глубинное чувствование и трансцендирование одновременно позволяет ей выходить за пределы той телесности, которая, в свою очередь, является ее домом. Возвращение домой необходимо для того, чтобы душа обрела плоть или, иными словами, воплотилась в образ, благодаря которому она становится видимой и узнаваемой. “ Душа есть рефлектированная в себя тотальность этого для – себя – бытия, есть ощущение этой целостности, которой она является в себе, своем внутреннем, - она есть чувствующая душа”.[6] Оглянувшись вокруг, когда мы выходим из метафизического транса, мы наталкиваемся на бездушность, как неразвитость чувственных переживаний, что, в свою очередь, ведет к бездуховности – вырождению человека в объект, животное, механизм. Не зря существует такое высказывание: " То, что не пережито, то не понято”. И, как дополнение к нему, другое: " Разум воспламеняет, но сам остается холодным “. “ Размышление, любовь или отвращение – это состояние не ума, а того существа, которое им обладает, поскольку оно им обладает. Вот почему, когда это существо повреждается, оно и не помнит и не любит; ведь память и любовь относились не к уму, а к связи / души и тела/, которая исчезла”.[7]
Знание о мире, особенно философское, облачено в субъективные формы познания. Современные психоаналитики отмечают амбивалентность души, но не знают как объяснить причину этого. Действительно, двойственность в поведении человека, его животность с сосуществующей духовностью вызывает изумление. Конфликтность внутренней жизни человека послужила рождению этики, изучающей только духовную сторону душевной жизни. Природная сторона как бы отсекается, не идет в счет. Потому и сама наука существует в ракурсе абстрактно действующего добра – надличного и гипотетического. Человек должен быть добрым по Иммануилу Канту, но он не всегда этого хочет. Душа – это та сфера, которая охватывает индивидуальное, персональное, или личностное переживание и понимание действительности.
Глубина переживания доходит до осознания себя среди других. Это взросление вырастает до чувства совести, когда человек несет ответственность перед собой – другими по принципу Нового Завета: люби ближнего своего. Здесь раскрывается окончательно социальная природа человека, где он осознает эту связь с другими, как с самим собой. Вот оно это самосознание, где источником его, как и источником культуры, науки и искусства является любовное влечение. «Культура есть процесс, завладевший человечеством. …Процесс этот состоит на службе у Эроса».[8] Главной задачей культуры является творчество, противостоящее инстинкту разрушения. По Платону, «влечение к красоте, бессмертию, добру есть божественная часть человеческой природы, свойство, которое мы не делим с животными, свойство, которое делает возможным человеческий разум. Именно это влечение ответственно за высшие достижения искусства, культуры и науки».[9]
Любовь – это знание себя и своей
экзистенциальности через увековечение в памяти лица, или событий, как нечто
неповторимого, однажды случившегося и по причине своей случайности, или
зыбкости обретающего бессмертие. Судьба связана с необратимостью во времени, с
заполненностью пространства. И эта физическая невозможность сохранить жизнь
рождает духовную способность запоминания. Этот воплотившийся идеал судьбы, эта
высота духовного взлета в отдельных случаях становится главным и управляющим
моментом жизни. Редкость таких событий рождает скорбь и благость в утрате. Так
и моя смерть, которую Я переживает заранее, делает абсурдным мое существование,
но эта преждевременная утрата заставляет глубже проникнуться жизнью и через это
глубинное проникновение обрести любовь к себе, к миру, к будущему, даже к
будущему после смерти. Парадоксальность любви заключается в той глубине и
одновременно конкретности, что создает то состояние полноты, или блага в качестве
вселенской проникновенности. Я становится всем, и конкретность бытия теряет
безопорное существование. «Если поэтому так хорошо, как нам иногда, богу
всегда, то это – изумительно; если же лучше, то еще изумительнее. А с ним
именно так и есть. И жизнь, без сомнения, присуща ему: ибо деятельность разума
есть жизнь, а он есть именно деятельность: и деятельность его, как она есть
сама по себе, есть самая лучшая и вечная жизнь. Мы утверждаем поэтому, что бог
есть живое существо, вечное, наилучшее, так что жизнь и существование,
непрерывное и вечное, есть достояние его; ибо вот что такое есть бог».[10]
В Духе индивид обретает собственную завершенность через качествование, или духовность, которая переживается как свобода; и судьба обретает смысл в восприятии времени, как нечто неповторимого. Так обнаруживается подлинность бытия, когда Я воспринимается как свобода. «В эту минуту кругом воцаряется тишина, подобная величавому безмолвию звездной ночи, душа остается наедине сама с собой, уединяется от всего мира и созерцает в отверстых небесах – не великий человеческий образ, но нечто высшее, недоступную обыкновенному взору смертного, созерцает самое Вечную силу, животворящую все и вся, личность же в эту минуту выбирает, или вернее, определяет себя».[11]
Духовность философствования в гносеологическом плане означает единство субъекта и объекта, в онтологическом - является основополагающим принципом реальности, а в праксиологическом - есть осмысленная картина мира, а это есть ни что иное, как любовь. «У мыслящего человека, напротив, даже в его отдельных состояниях выражается духовное; это выражение позволяет понять, что человек даже в том, или ином ограниченном состоянии возвышается над ним, остается у себя и выступает как свободный»[12].
[1] М.М. Бахтин. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.,2000. С.229.
[2] Там же. С.235.
[3] М.М. Бахтин. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СП.,200. С.229.
[4] Ролан Барт. Фрагменты речи влюбленного. М., 1990. С.13.
[5] Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб,2000. С.229.
[6] ГегельГ.В.Ф., Соч. в 3-х
тт,т.3, М., 1977. c.126.
[7],Аристотель, Соч. в 4-х тт, т.1, М.,1976 с.386.
[8] Фрейд З. Психоанализ.
Религия. Культура. М., 1992. С.115.
[9] Santas G. Plato and Freud: Two theories of
love. N.Y. P.179.
[10] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Соч. в 3-х тт. Т.3. М.,175. С. 366.
[11] Кикегор С. Наслаждение и долг. Петроград,1894. С.247.
[12] Гегель Г.В.Ф. Философия религии. В 2-х тт. Т.2. М.,1977. С.146.