«В принципе, всякая философия прозаична. И предлагать
снова философствовать поэтически – то же самое,
что советовать торговцу вести свои книги в стихах»
Иммануил Кант
«…В обыденном сознании, нефилософской профессиональной деятельности, в бытовом поведение (поведении?) философов-профессионалов некоторые формы речемыследеятельности квалифицируются с помощью естественного нетерминологизированного языка как философия или философствование» [6]. К какому философствованию, профессиональному или дилетантскому, надлежит отнести эту фразу? Или это «современная психология»?
Апория Зенона «Ахилл и черепаха» в наше время считается иллюстрацией к одному из частных выводов теоремы Геделя о неполноте: строгие бинарные вербальные модели процессов, в отличие от аналоговых математических описаний, быстрее ведут к неразрешимым противоречиям, ограничивающим сферу их корректной применимости. Мы полагаем, что дискретное разделение философии на «профессиональную» и «дилетантскую» есть идеал, недостижимый в реальности, и более содержательными и менее противоречивыми окажутся рассуждения о градусах «профессионализма» и «дилетантизма» на условной и нелинейной шкале. Итак, граница между «профессионализмом» и «дилетантизмом» не дискретна, строго она описывается через соотношение вероятностей высказываний профессиональных и профанных. Сейчас научные концепции и специальные знания для профессионалов постоянно углубляются и детализируются. С тем же постоянством проводится их упрощение и адаптация к запросам и возможностям «понимания» массовым человеком-потребителем. К сожалению, для авторов и издателей иных популярных переложений, которые входят в «массовый оборот» под видом науки, не стало обязательным включение систем «защиты от дурака». Наоборот, как в первой половине ХХ века, рождаются и поп-культурой воспроизводятся идеи и «частные теории» так называемой «неканонической науки», «науки для масс» (или, на языке начала и середины ХХ века - «пролетарской науки»). Особенно преуспели на поприще «неканонической науки» последователи академиков Бухарина, Быкова и Презента, рассуждающие о философских проблемах в биологии, в медицине и в психологии в том «аристократическом тоне», о котором в XVIII веке писал Иммануил Кант [3]. Рассмотрим некоторые современные философские фрагменты этого «аристократического тона», продуцируемые для «пролетарского» и для «продвинутого» потребителя. Философствующие в этом стиле обычно опираются на плохо освоенные метафоры или на «филологическое» рассмотрение научной терминологии в забавном смешении с бытовыми предрассудками, а латинская терминология разбавляется бытовыми словами и оборотами. Примеры отыскать нетрудно:
1. «В функциональном отношении нейрон является чрезвычайно специализированной клеткой, обладающей свойством полифункциональности и изменчивости своих функций под влиянием внешних факторов (Костюк, 1977; Бехтерева, 1970)» [5, стр. 5]. Нейрон является специализированной клеткой: почти единственная функция нейронов во взрослом организме - обработка и передача сигналов, но у них возможны много «режимов функционирования». Подозреваю, что в цитированном тексте за применением первых пришедших на ум слов с латинскими корнями скрываются прочные традиции квазидиалектического и квазиматериалистического резонерства при отсутствии умственной дисциплины, некритичности к своим высказываниям.
2. «СОН - периодическое функциональное состояние человека и животных со специфическими поведенческими проявлениями в вегетативной и моторной сфере, характеризующееся отсутствием целенаправленной деятельности…»[4]. Сон вне привычного или предписанного расписания («непериодическое состояние», в частности – сон, наступивший после приема фармакологических средств или хотя бы пива) выпадает из границ данного определения. Почему авторы применили слова «периодическое состояние», вместо более соответствующего обыденному опыту выражения «преходящее состояние»? В других «сферах», исключая вегетативную и моторную, например в сфере образного мышления, сон не имеет «специфических проявлений»?
1. «БРЕД – не соответствующие реальности представления и умозаключения, в ошибочности к-рых патологически убежденного в них субъекта невозможно разуверить» [4]. Под это определение легко подвести представления, умозаключения и убеждения Пифагора, Сократа, Платона, Лейбница, Ньютона и многих христианских мыслителей и мучеников – достаточно лишь признать их убежденность «патологической», в сравнении с собственной – как бы «здоровой»... Это и теперь совсем не трудно, достаточно вспомнить лозунг из романа Жюля Ромэна «Кнок, или триумф медицины» (1928): «ЗДОРОВЫХ НЕТ! ЕСТЬ ПЛОХО ОБСЛЕДОВАННЫЕ!» и без промедления применить его в практике.
2. «Между философией и фармакологией обнаруживается далеко идущая общность принципа действия, подтвержденная и общностью этимологии… «Лекарь» и «лектор» восходят к одному общему корню, равно как и слова «лекарство» и «лекция»»[7]. Л. Эйлер, правда, по другому поводу, писал: «Таковые нелепости имеют место только в филозофах; всех других, прилепляющихся к подобным сновидениям, должно считать лишившимися здравого рассудка» («Письма к некоторой немецкой принцессе», С-Пб, 1772). Лучшие экземпляры философии этого аристократического тона приближаются (по вербальной технике и остроумию) к скальдической поэзии раннего средневековья, эксплуатирующей устойчивые метафоры наподобие «нож моря» = «корабль».
3. «Одним из главных недугов…станет невроз маниакального авторствования (комплекс Нерона). Карьера оплачиваемого читателя (зрителя) может оказаться весьма перспективной в списке профессий…двадцать второго столетия. Первый плацдарм, где опробуется профессия будущего, уже создан – это поприще психоаналитика, получающего деньги за свои чуткие, внимательно слушающие уши» [7]. Что же нам смогут сообщить психоаналитики с «чуткими, внимательно слушающими ушами»?
4. «Самым важным мне кажется сам факт постановки вопроса, раз он задан, ответы появятся быстро из хорошо знакомого нам материала…Фантазии о всемогуществе, особенно садистского характера, нередко оказываются непосредственно связанными со струей мочи, испускаемой самцом. Как пример этой идеи…я могу рассказать то, что слышала от мальчиков из мужской школы: по их словам, когда два мальчика писают так, чтобы получился крест, человек, о котором они подумают в этот момент, умрет…» [9].
Лучше всего об аристократическом теоретизировании фрейдистского типа высказался Г.К. Честертон («Гамлет и психоанализ»): «Современный красноречивый лектор изрекает мысли куда более нелепые, чем топорные шутки крестьян и коровниц, не вызывая и тени улыбки… Виной тому – нездоровая торжественность…». Отчего же философы, спекулирующие в русле поп-культуры, с такой легкостью берутся рассуждать именно о медицине, о психоанализе, о психологии? Почему они не занимаются теоретическими упражнениями, скажем, в области химического катализа или теоретической кристаллографии? Дело в том, что медицина начала превращение в позитивную науку намного позднее, чем математика и физика, так что до настоящего времени под благообразным общим названием «научная медицина» в современной культуре благополучно сосуществуют и воспроизводятся три качественно разнородных явления:
1. «Медицина как ремесло»
(«фельдшерская медицина» = совокупность неких готовых правил и рецептов, в ряде
случаев ведущих к успеху).
2. «Медицинская мифология» -
иллюзорные теоретические обоснования для «медицинского ремесла».
3. Собственно «научная
медицина» (совокупность диагностических, профилактических и лечебных средств,
имеющих обоснование в форме корректных моделей этиологии и патогенеза).
Аналогичное положение
существует в психиатрии и в психологии. Грань между мифологией (медицинской и
психологической) и собственно научными медицинскими и психологическими теориями
зачастую плохо видна самим пролетариям медицинского и психологического труда.
Поэтому «теоретик» с фельдшерским уровнем понимания проблем вполне способен
делать академическую карьеру, а на таком фоне самые дремучие и невежественные
рассуждения о медицине и психологии могут восприниматься как «благопристойные».
Второе условие легкости, с которой дилетанты берутся философствовать о
медицине, состоит в том, что большинство людей в том или ином возрасте сталкивается
с медиками и медициной «очень среднего уровня»,
поэтому «посредственные» («нормальные»)
по способностям люди легко теряют восприятие перспективы и «дистанции» между
собственными способностями квалифицированно рассуждать и медицинской
проблематикой. Если же человек овладел несложной техникой изъясняться темно и
непонятно, то его суждения о медицине и геополитике окончательно ускользают от
содержательной критики профессионалов, но способны выиграть в глазах
администраторов. Истинных профессионалов в современной медицине не может быть
много (их всегда будет меньше, чем «дипломированных специалистов»). Борьбy против
медицинского мракобесия политики чаще поручали людям с весьма средними научными
способностями, но с яркими административными задатками, чувством конъюнктуры и
отсутствием чрезмерной моральной щепетильности. А когда в конце 1980-х годов
была отменена «монополия» диалектического материализма на истину в медицине,
профессиональные борцы против идеализма быстро и без сомнений сменили «дискурс»
и начали пропагандировать «неканоническую медицину». К примеру, академик Н.П.
Бехтерева инициировала «фундаментальное изучение феномена А. Кашпировского», а
затем (не успев фундаментально изучить «феномен Чумака» и «феномен Глобы»)
обратилась в спиритуалистическую веру. Ироничный Ст.-Е. Лец в 60-е годы будто
предвидел такие идеологические перверсии: «Спиритуалисты
ждут материализации духа».
Психотерапевт В.И. Гарбузов
теперь наполняет книги «мичуринскими вегетативными гибридами» из мифологических
концепций Индии, Китая и З. Фрейда [2].
М.М. Решетников, много лет доказывавший курсантам Военно-Медицинской
академии бесплодность и вредоносность фрейдизма, в итоге стал ректором
Восточно-европейского института психоанализа.
Список подобных идеологических перверсий нетрудно продолжать, но во всех
случаях они получают праксеологическое оправдание в фельдшерском духе, и того же «фельдшерского» уровня философское
обоснование и ссылки на прецеденты.
Патопсихографический
опыт К. Ясперса, рассмотревшего в первой четверти ХХ века биографию и книги А.
Стриндберга с клинических позиций, недавно вдохновил участников некоего
московского психиатрического семинара на аналогичное «исследование» биографии и творчества Исаака Ньютона. Московские
психиатры-энтузиасты явно превзошли своего учителя Ясперса, обнаружив у Ньютона
в биографии и несколько «шизофренических шубов» (психотических эпизодов), и
«схизис» (расщепление). Участники семинара усмотрели нарушения «естественной
логики нормального человека» и шизофренические черты мышления в уподоблении
состояния покоя состоянию равномерного движения, которое имеет место в I законе
динамики Ньютона. Хорошо, что психиатрам
такого сорта не дались в руки Зенон, Коперник, сэр Исаак и Нильс Бор… Джемс
Джинс не выходил бы у них из лечебницы как бесперспективный хроник. Всех их бы
и подлечили, как лечили Роберта Майера, Петра Григоренко и Андрея Сахарова.
Историкам науки известно,
что школьные формулировки законов динамики давно – уже два столетия - не
совпадают с оригинальными формулировками автора «Математических начал
натуральной философии». И поэтому не поискать ли нам психиатрическую
симптоматику в попытках московских психиатров
обнаружить шизофренические расстройства мышления у теоретика из научной
области, которая врачам явно незнакома,
непонятна и глубоко чужда? Наше обращение к этой проблеме не является
исключительным случаем, в частности, невротическая симптоматика у психиатров
описана многократно, не только З. Фрейдом в его полемике против традиционной
немецкой психиатрии. В частности, А. Кемпинским в 1978 году [5, стр.
28-31].
В пользу какого диагноза
говорит факт, что сами «философствующие психиатры» ищут и находят расстройства
логического мышления у Ньютона, опираясь на вербальные описания законов механики
из современных школьных учебников?
Некоторые особенности данного клинического случая поразительно совпадают с
типичными кондициями, давно известными в клинике «индуцированных бредовых психозов» [3]:
1. Посредственный (нередко ниже
среднего) интеллектуальный уровень больных (индуцированные бредовые психозы
психиатры легче диагностируют у
людей с пограничными формами олигофрении, а также у лиц, вошедших в возраст инволюции).
2. Отчетливое снижение общих
критических способностей у больного.
3. Высокая зависимость суждений
пациента от конкретных высказываний и «понятных» идей авторитета-«индуктора».
4. Растерянность и смятение
больного перед незнакомой, чуждой, но эмоционально весьма значимой ситуацией (в
исследуемом случае это - спровоцированное «индуктором» погружение психиатра в
рассуждения о физических «силах», о состояниях механического «покоя» и
«равномерного движения»).
Типичные варианты
«индуцированных бредовых психозов», описываемые в психиатрических руководствах,
чаще проявляются бредом воздействия (больные убеждены, что недоброжелатели для
своих вредоносных воздействий используют колдовство, «телевизионные
радиоволны», «излучения компьютеров», «радиоактивные излучения» и подобные
непонятные им средства научной магии). Для этой патологии характерно, что
больные в рассуждениях на обыденные и бытовые темы не обнаруживают никаких
болезненных особенностей, разве что некоторую ригидность мышления и тривиальность
суждений.
Что нам помешает расширять
границы нозологической формы «индуцированный бредовой психоз» еще за счет
некоторых психиатров, рассуждающих о недоступных их пониманию физических
законах? Отсутствие привычной диагностам
тематики в бредовых высказываниях пациентов?
Отсутствие бредовых страхов перед «манипуляциями психикой через 25-й
телевизионный кадр» и «радиоактивностью» у бутербродов, приготовленных в
СВЧ-печке?
Но эпидемиологические
работы, проведенные в США, доказали, что конкретные клинические проявления и
течение многих психических расстройств у психиатров сильно отличаются от
проявлений тех же расстройств в остальной популяции. В частности, депрессии у
психиатров в США довольно часто манифестируют неожиданными - «импульсивными» -
попытками самоубийства, именно по этой последней причине профессия психиатра в
США расценивается страховыми компаниями как одна из наиболее угрожаемых в плане
суицида. По аналогии можем заключить, что индуцированный бредовой психоз у
московских психиатров закономерно должен иметь «атипичную» тематику бреда, при
сохранении большинства остальных клинических особенностей (таких, как
преморбидные характеристики личности больного, посредственный или невысокий
уровень интеллекта, некритичность, а также отчетливая связь между недостаточной
информированностью больного и тематикой его болезненных высказываний). Особо
отметим: эффективная профилактика и терапия индуцированного бредового психоза,
в том числе и в случае его развития у психиатров, состоит в изоляции больного
от общения с «индуктором», в возвращении пациента в здоровый коллектив,
свободный от бредовых идей. А применение психофармакологических средств,
электросудорожной и инсулиношоковой терапии в подобных случаях недостаточно
эффективно и всегда сопряжено с риском многообразных осложнений.
В заключение попытаемся
абстрактно описать предполагаемые структурные
градуальные отличия «фельдшерской» теории от теории по-современному научной.
В. Литцман (в начале ХХ
века) и В. Брусиловский [2] в середине века предложили,
с целью удобства анализа, описывать структуру теоретических моделей графами, в
частности ориентированными графами: вершинами обозначаются исходные положения и
логические выводы, а ориентированными ребрами обозначены логические связи между
ними. Оба автора указывали, что содержательные теоретические модели могут иметь
много эквивалентных описаний с идентичными вершинами, но иначе ориентированными
ребрами, причем их общая структура относится к классу «сеть». Логические структуры конкретного мифа, дилетантских
философских систем, как и логические структуры параноидального бреда, обычно
описываются графами из класса «дерево» или из класса «лес». Выше говорилось о
желательности построения оценочной шкалы, позволяющей установить у
теоретического построения «градус профессионализма», или хотя бы
противоположный ему, на некоей общей оси, «градус мифоподобия» (или
«бредоподобия»).
В теории графов (разделе
топологии) давно применяются такие
численные характеристики для оценки структуры графов, как «связность»
(отношение числа ребер к числу вершин графа) и «цикломатическое число графа»
(количество замкнутых циклических трасс, которые можно прочертить на существующем
графе).
В настоящей работе автор
предлагает формальные процедуры анализа и числовые критерии для сравнительной
оценки философских текстов (в 1997 г. они были предложены для скрининга
теоретических построений в психологии):
1. Составляется список исходных
теоретических положений, промежуточных и окончательных выводов.
2. Готовится список логических
связей между исходными положениями и логическими выводами.
3. Вычерчивается
ориентированный граф наличной модели, где исходные утверждения и выводы
обозначены вершинами, а логические связи между ними – ориентированными ребрами
(симметричные логические связи отражаются двумя разнонаправленными ребрами,
либо одним ненаправленным).
4. Граф наличной теории
дополняется ребрами, обозначающими неявные (подразумеваемые и латентные)
логические связи между теоретическими положениями.
5. Производятся
классифицирование полученного графа (класс «цепь», или «дерево» или «сеть»), и
производится подсчет связности полученного графа и его цикломатического числа.
Философские
построения с меньшей связностью и меньшим цикломатическим числом предлагаем условно считать
«более дилетантскими». Такими же топологическими характеристиками логической
структуры обладают мифоподобные теории и систематизированный бред параноиков...
В
заключение автор находит нужным разграничить незнание, как недостаточную осведомленность, ведущую к некорректным
предположениям, добросовестным заблуждениям (изредка – к индуцированному
бреду), и дилетантизм, как явление,
отражающее определенную этическую позицию. Дилетантизм отличается более «легким»,
этически безответственным, отношением к разрозненным плодам собственных размышлений.
Именно в этом коренное отличие дилетантского философствования от случаев клинической
паранойи и индуцированных бредовых психозов, где царствуют сомнения,
резонерство и «звериная серьезность».
ЛИТЕРАТУРА
1. В. Брусиловский. «Система
теорий и теория систем»// М. 1970.
2. В.И. Гарбузов. «Древние и
новые каноны медицины»// C-Пб, 1992.
3. Кант И. «Об
аристократическом тоне в современной философии»// ж. «Супени» №2, 1991,
стр.161-180.
4. Краткий психологический
словарь// Изд. Политической литературы,
М. 1985.
5.
А. Кемпински. «Познание
больного», Минск, 1998.
6. «Парадигмы
философии» сб., В. Чебанов, С-Пб,
1995.
7. Платонов К.К. «Краткий
словарь системы психологических понятий»// «Высшая школа», М. 1984.
8. А.К. Секацкий. «Метафармакология»// еженедельник
«Час Пик» № 18, 1999.
9. К. Хорни «Избранные труды по
психологии», Минск, 1995.